Подпишись и читай
самые интересные
статьи первым!

26.12.2009

Рак - наследственная болезнь

Болезнь и безысходность открыли мне глаза на такие вещи, над которыми я раньше никогда даже и не задумывалась. Много лет назад совсем молодой умирала мама. Она лежала на больничной койке, а я сидела рядом, слушала разговоры ее соседок по палате. Удивительно, зачем смертельно больным людям изливать душу посторонним, прерывая печальные повести рыданиями? 
2 38447
Я не могла найти этому объяснения. Молодуху из Житомира муж бросил, узнав о ее болезни, пожилую тетечку из Запорожья не оставляли в покое дети, требуя разделить между ними имущество.

А им жить оставалось считанные дни...
Только умирающий может ответить на вопрос, что еще он хочет успеть в эти последние дни. Грех мучить умирающих суетой. Сегодня-то уж я хорошо понимаю, почему мамины соседки по палате были так разговорчивы, невзирая на то, что каждое вымолвленное слово давалось им с гигантским трудом. Мне было двадцать пять, когда не стало мамы. Так мы с бабушкой остались вдвоем, и она заменила мне буквально всех: маму, папу, подружек, друзей. Я плакала, изливая ей свои девичьи горести, а она гладила меня по волосам, успокаивала и приговаривала: — Ой, Настюшка, разве ж это горе! Пройдет, как дождик. Ты, дитя, только тут и плачь. А больше нигде. Не любят люди чужих слез: никто не пожалеет. Я верила ей, но эта уверенность в жестокосердии людей не сделала меня более замкнутой или черствой. У меня была отличная работа в банке, много друзей и любимый человек. Первый звонок прозвучал, когда слегла бабушка. Соседка согласилась присматривать за ней, пока я буду на работе, а потом я сама не отходила от бабушки ни на шаг.

Лекарства, процедуры, вызовы врачей
. Нам стало катастрофически не хватать денег, и я решилась обратиться с просьбой к начальнику своего отдела.
— Олег Павлович, разрешите войти? — спросила я, робко заходя в кабинет. Постаралась без леденящих кровь подробностей объективно объяснить ему ситуацию и не сдержалась, забыв бабушкин завет: разрыдалась. Начальник поморщился брезгливо и спросил:
— Что вам необходимо? Ссуда, материальная помощь? Главное — успокойтесь.
— Нет, нет! Я прошу дать мне возможность брать дополнительную работу на дом. Мне очень нужны деньги. Начальник заметно оживился. Я просила не денег, а возможности заработать их. Олег Павлович удосужился выйти из-за стола, по-отечески обнял меня за плечи и высокопарно произнес: «Мы все должны помнить о христианской морали. Вы благородный и сильный человек, Анастасия. Я помогу вам! Велю подыскать вам дополнительный заработок». Если бы я знала, что он мне «подыщет», то лучше бы пошла мыть полы в парадном. Но уже на следующий день тащила домой неподъемные папки с документами, которые должна была обработать в ближайшие сроки. За сущие гроши... Получалась какая-то ерунда.

Целый день я вкалывала в банке, потом мчалась домой и до ночи не отходила от бабушки. Когда она, наконец, засыпала, я садилась за подработку. Поспать удавалось пару часов. Накачанная кофеином, как сомнамбула, шлепала на работу. Как я ждала выходных, когда не нужно было идти в банк! Тогда удавалось поспать чуть дольше, хотя ненамного: бабушка, стирка, уборка, работа. Я похудела на семь килограммов, стала раздражительной. И даже Валерка, мой любимый, в котором я всегда была уверена, как в себе самой, стал уставать от наших мимолетных быстрых свиданий, торопливых телефонных звонков.
— Так дальше продолжаться не может! — возмущался он.
— Посмотри, на кого ты стала похожа?! Надо что-то делать.
— Сделать можно только одно, — зло отвечала я, — придушить бабушку подушкой! Надеюсь, ты мне поможешь?
Меня бросил любимый человек. потому что ему очень надоели мои проблемы. Я и не ожидала от него такого ужасного предательства
— Ты неврастенична, — обижался он.
— Я ничего не могу поделать. Предложи ты что-нибудь серьезное, — еще больше начинала злиться на него.
— Может, сдать бабушку в дом престарелых? — осторожно советовал он.
— Мою бабушку?! — я начинала истерично хохотать. — Ради чего? Ради того, чтобы тебе было комфортнее меня трахать?! И кто ты после этого?!
— Ты никогда раньше так не выражалась. Что за вульгарщина! — Валера даже покраснел от досады.
— Так у меня и жизни раньше такой хреновой не было! — отрезала я. — Не нравится — катись ко всем чертям!

У меня не было времени и сил долго грустить о том, что меня покинул любимый, хотя вспоминаю я его и по сей день. Потому что любовь нельзя забыть. Я помню о нас все до того вечера, как он ушел. И это «все» было прекрасным! Но в тот вечер от меня ушел совсем другой человек: мой Валера так поступить не мог. Бабушка тихо тлела, полгода и умерла на моих руках. Ее последними словами была странная и неразгаданная мною фраза. Она улыбнулась и сказала:
— Не собирайся в дорогу загодя, а когда открываешь дверь, обязательно улыбнись близким, даже если они тебя обидели. Потом разберешься. Но сначала улыбнись. И все будет хорошо, детка! О чем она говорила? Не осталось у меня близких после смерти бабушки... Первые несколько дней после похорон я просто спала: просыпалась только для того, чтобы перекусить. Как только я вышла на работу, меня вызвал Олег Павлович и сказал:
— Анастасия, вы писали в бухгалтерию заявление о плановом отпуске. Но сейчас июль, сезон отпусков. Если бы я подписал его, это означало бы, что кто-то из ваших коллег пойдет в отпуск в декабре. Вы думаете, это справедливо?
— Нет, — ответила я и покраснела от стыда, стараясь не расплакаться.
— Значит, вы не возражаете, если тот месяц, который вы отсутствовали, мы будем считать отпуском за свой счет? — спросила он. — Не возражаю, — я хотела поскорее выбраться из этой начальственной западни. Неоплачиваемый отпуск...

Я так надеялась
получить отпускные и хоть как-то продержаться до зарплаты. Надежды не было. После бабушкиных похорон осталась двадцатка. Я обыскала все кухонные ящички, шкаф и даже бабушкину тумбочку. Что надеялась найти? Горстку гречки? Нашла завернутые в носовой платочек украшения. Золотое колечко с синим камушком, тонкую цепочку да сережки. Поплакала над ними и понесла в ломбард. За все это мне дали всего 120 гривен, но я радовалась и этому. На работе обстановка была напряженной. То ли меня жалели, то ли не желали приобщаться к моему горю, то ли просто нервничали из-за возможного переноса отпусков, но сотрудники были подчеркнуто вежливы, сухи и отстраненны. И только моя близкая подруга Галка оставалась такой же, как всегда. «Великий христианин» Олег Павлович теперь уже сам предложил мне подработку, и я поняла, что если откажусь, то он воспримет это как протест.

Пришлось согласиться.
Теперь я хотя бы спала. В остальном все оставалось по-прежнему. До пяти вечера — банк, потом до полуночи — подработка. Через полгода так устала, что решила: все, попрошу у начальника небольшой глоток свободы. В понедельник на работу не пошла — попала в больницу. Это случилось ранним утром. Я стояла в ванной и чистила зубы, как вдруг почувствовала острую боль в боку. Резко закружилась голова, ноги подкосились, еле доползла до телефона и вызвала «скорую». Потом открыла настежь входную дверь и свалилась на диван. Очнулась от запаха: так пахло в палате, где умирала мама. Пожилой доктор поманил меня пальцем, и я пошла за ним. В ординаторской царил тот же страшный запах. Доктор вымыл руки, сел за стол, усадил меня напротив и стал обо всем подробно расспрашивать.
Доктор сообщил, что остаюсь мне полгода жизни. Я даже никому не сказала о раке.
Семья? Дети? «Нет, нет, — отрицательно мотала я головой. — Никого нет! Пока я совсем одна». Он вздохнул, встал из-за стола и присел рядом со мной.
— Тогда тебе придется остаться в больнице надолго, — вынес он вердикт. Мне стало страшно, но потом откуда-то появилась такая отчаянная решимость, что я все-таки заставила этого доктора сказать мне всю правду.
— Тебя нужно срочно направлять в онкоцентр, — устало сказал он.
— Доктор, — я искала аргументы и находила. — Я уйду и больше никогда вас не увижу.

Сколько мне осталось жить?

— На полгода нормальной активной жизни можешь рассчитывать. А дальше...
Один Бог знает! В мире иногда случаются самые невероятные чудеса. Так прозвенел второй и, наверное, последний звонок. Если бы не болезнь, об открытиях этого периода моей жизни стоило бы написать книгу. Длинное и подробное описание поведения людей, оказавшихся рядом. Я твердо решила никому не говорить на работе о болезни и изо всех сил постараться проработать как можно дольше. Почему? Чтобы заработать на кусок хлеба, когда я еще буду хотеть, есть, но уже не смогу работать. Почему-то вспомнился Валерка. Эх, парень, вовремя ты смылся! Наверное, это было бы просто невыносимо: видеть его рядом с собой — здорового физически и одновременно больного душой.

И такого бесконечно любимого
. В первый же день после выхода на работу я не удержалась и рассказала Галке о своих горестях и проблемах.
— Галя, я расскажу тебе кое-что, — ответила я. — Только клянись, что никому и словом не обмолвишься.
— Могила! — шутливо поклялась Галка. А потом, вспоминая соседок из маминой палаты, я рассказала ей, что предстоит мне тяжелая борьба за каждый лишний денек, и чем это время окончится — не знаю. И что очень нужны деньги, поэтому я не хочу, чтобы на работе знали о моей болезни. У Галки были круглые от страха глаза, она закивала согласно.
Начальник откровенно меня выживал: он как-то проведал о моей болезни и решил уволить. А я ведь всегда так старалась!
уже начиная меня от души жалеть:
— О чем речь, Настя! Я никому ничего не скажу! Ну, побежала — мне пора! Дней через десять на работе стали происходить странные вещи. Сначала меня вызвал Олег Павлович и сказал:
— Анастасия, мне не нравится, как вы справляетесь с дополнительной нагрузкой. Как все это понимать?
— Извините! Я буду внимательнее, — мне хотелось упасть ему в ноги и умолять не лишать меня работы.
— Это — первый и последний наш разговор относительно работы. В следующий раз вы просто напишете заявление об увольнении, — пробурчал он.
Потом я случайно услышала разговор двух сотрудниц, вышедших на перекур.
— А чего это шеф к Насте вдруг стал цепляться? — спросила одна.
— Я думаю, что наш Палыч просто хочет ее выжить, — предположила другая.
— Зачем? Вроде девка работает нормально, еще и домой тянет папки каждый день, — удивилась первая.

Вторая немного понизила голос:
— Говорят, она больная... Что-то онкологическое. Только никому не говори! Думаю, шеф не хочет проблем. Ну как ты ее потом уволишь, когда она сляжет? Я прислонилась к двери, закусив губу. Если этот индюк Олег Павлович завтра меня уволит, я просто пропаду... Жизнь изменила правила, и я двигалась теперь по другому, но такому, же жесткому графику, что и раньше. До пяти — банк, после пяти до семи вечера — процедуры, потом — добраться домой и снова работать. Я отказывала себе во всем. Деньги тратила только на скудное питание и лекарства. Так прошло два месяца. На работе то ли свыклись с мыслью о моей болезни, то ли просто в нее не верили, но обстановка стала немного теплее. Только шеф неумолимо двигался к своей цели. Я знала: он очень хочет избавиться от меня, но решила, что буду держаться до последнего.
Силы таяли, и в один из дней я потеряла сознание прямо на рабочем месте. В себя пришла буквально через пять минут, резкая боль разрывала бок, но я улыбнулась и постаралась отшутиться.
— Мы уже «скорую» вызвали, — ответили сотрудницы услужливым хором.
— Не надо «скорой», со мной все в порядке, — говорила я через силу.
И тут в кабинет влетел Олег Павлович.
— Что тут происходит? — закричал он нервно. — У нас отчет на носу!
— Насте плохо, — объяснила Галка.
— Снова Анастасия? — он воззрился на меня, а затем демонстративно развернулся и захлопнул дверь кабинета.
Но действовать не перестал. В тот же день Галка помогла дотянуть мне домой огромную кипу документов. Это Олег Павлович вызвал меня через полчаса после моего падения в обморок и добродушно-елейным тоном сообщил:
— Завтра аудиторы приезжают, тебе нужно подготовить эти документы.

Я знала, что не успею к утру обработать бумаги, но какая-то неведомая надежда еще тлела в душе: а вдруг... Утром я вошла в банк и услышала, как за дверью громко спорили коллеги.
— Давайте хоть по десятке скинемся, — упрашивала всех Галка. — Настя с нами пять лет проработала. Кто ж виноват, что шеф — идиот; и ее уволил.
— Я не верю, что она при смерти, — возражал ей экономист Юрий. — Вот умрет,
Мои сотрудники оказались очень черствыми людьми, чего я от них совсем не ожидала. В своих бедах полагаюсь только на себя тогда и сдам на венок! Так я узнала, что уволена и на моих похоронах точно будет один венок от жалостливого Юрия.
— Собирать ей деньги глупо! Что мы скажем? Вот, мол, Настя, тебя уволили, вот тебе на бедность... унизительно! — услышала я голос молоденькой Юли. А так обнаружилось, что сотрудники не желают меня унижать вниманием.
Я вдруг вспомнила бабушкины последние слова, открыла дверь и, широко улыбаясь, громко сказала:
— Ребята! Я нашла себе новую работу! Сегодня увольняюсь. С меня — поляна! В обед будем гулять! Никому не отлучаться и не наедаться!
— Ну?! Что я говорил? — торжествующе кинул коллегам Юрий. — А вы...
— А что за работа? — затарахтели девчонки. — Расскажи, Настенька!
— Работа называется — не бей лежачего! — честно сказала я.
Они переглянулись, но не стали уточнять. В обед на мою «поляну» заглянул Олег Павлович и очень долго сокрушался, что из банка уходит такой ценный и компетентный сотрудник... Я сижу в квартире и прислушиваюсь: когда боль немного стихнет, я постараюсь выйти из дома. У меня много работы, и не понять здоровым, почему я стремлюсь уладить именно эти дела, а не другие. Где-то я слышала: загнанных лошадей пристреливают... Я больше не борюсь за жизнь — просто живу. Вот продам квартиру и покину этот город навсегда. Я нашла место, где загнанных лошадей не убивают. Это укромный, бедный женский монастырь в глухом лесу...
Автор: Гончаренко Игорь

Коммент. (0)

Полужирный Наклонный текст Подчеркнутый текст Зачеркнутый текст | Выравнивание по левому краю По центру Выравнивание по правому краю | Вставка смайликов Выбор цвета | Скрытый текст Вставка цитаты Преобразовать выбранный текст из транслитерации в кириллицу Вставка спойлера