Подпишись и читай
самые интересные
статьи первым!

23.08.2010

Русская звезда Настя Задорожная

Русская звезда Настя Задорожная сегодня в нашей статье. Я сама пригласила Лазарева на танец. Сережа не отказал и даже обошелся без привычных шуточек — все-таки именинница... Для него этот танец не значил ничего. А я думала: вот они, самые счастливые минуты в моей жизни. Отец сидел в кресле, согнувшись пополам.
0 101456

Я бросилась к нему: «Папа, тебе плохо?!!» Схватила за плечи, попыталась приподнять. И вдруг поняла, он... мертвый. Всю жизнь отец себя убивал. И вот теперь, в сорок лет, добился своего. Умер в одиночестве, среди груды пустых бутылок. Слез не было. Я впала в какое-то оцепенение. Сидела, ждала маму и Петра Шекшеева. Друг приехал первым, вызвал милицию, сказал — так положено. Я ни на что не реагировала, в голове крутилось только: «Это я виновата, я». Двадцать седьмого августа у папы был день рождения, я его поздравила. А он меня тридцатого — нет. Первый раз в жизни. В каком бы состоянии отец ни был, всегда звонил. А тут — тишина. И я поехала к нему. Открыла дверь. Он спал на диване, как обычно пьяный. Я вздохнула с облегчением: слава богу, жив! Мне уже несколько раз снился сон: незнакомый голос холодно и официально произносит «Сергей Дмитриевич Задорожный скончался». Просыпалась от собственного крика. Подошла, накрыла одеялом. Решила запереть дверь на ключ  —  в таком  состоянии опасно выходить на улицу. Думала, завтра заеду, привезу продукты... И вот опоздала. В доме так тихо, что слышно, как капает из крана вода. Эти звуки словно впиваются в мозг. Наконец приехала милиция. Вошли, равнодушно посмотрели вокруг, на отца, на меня. Спрашивают:

 Вы кто будете гражданину Задорожному?

 Дочь.

— Предъявите документы...

Звонок в дверь. Хотела открыть, но страж порядка опередил. На пороге стояла мама. Она прижимала ко рту платок и повторяла сквозь рыдания: «Как же так, Настя? Как же так?!» Самый страшный момент был, когда отца перевернули. Не забыть его глаза: остановившиеся, незрячие, совершенно стеклянные. Меня мучило чувство вины. Вдруг отец умер из-за того, что я заперла дверь? Может быть, ему была нужна помощь, а он не мог выйти? Врачи сказали, что смерть наступила мгновенно: оторвался тромб. Я не верила, считала — успокаивают. Папу пришли хоронить знакомые, друзья, сокурсники из Военной академии имени Жуковского. До сих пор не могу представить, что он лежит в земле. Не по себе от этой мысли. Хотя визуально я начинаю его забывать. Он становится моим прошлым — вот что страшно. Пытаюсь этому сопротивляться. Достаю фотографии, рассматриваю подолгу, вспоминаю... У мамы всегда было много поклонников. Но все померкли, когда появился папа. Красивый, похожий на Есенина офицер ВВС. Ее не отпугнуло даже то, что он крепко выпивал. В конце концов, пока мужчина холостой, почему бы ему не погулять и не выпить? Вот появится семья, ответственность — и он изменится. Но после свадьбы все осталось по-прежнему.

Если любишь…

«Если любишь меня, принимай таким, какой есть», — отвечал отец на просьбы мамы бросить пить. И она принимала — не только пьянство, но и его характер. Мирилась с тем, что у них, как оказалось, совершенно разные взгляды на жизнь. Папа считал: живем в достатке, квартира есть, зарплату платят — чего еще надо? А маме хотелось большего: посмотреть мир, купить красивую мебель, хорошую машину... да мало ли в жизни радостей! Она надеялась, что хотя бы после рождения ребенка семейная жизнь наладится. Ошиблась. Впрочем, в военном городке Федотово под Вологдой мужчины выпивали через одного и считали это совершенно нормальным: жизнь в гарнизоне скучная, серая, заняться нечем. Может быть, это особенности детской памяти, но я сохранила о Федотово самые теплые воспоминания: вокруг лес — мы ходили за грибами, в небольшом озере водилась рыба. Недалеко от нашего дома булочная была: с девяти утра туда стояли безумные очереди и на всю улицу пахло свежим хлебом. Я очень отчетливо помню этот запах, хотя прожила в Федотово всего три года. Отец поступил в Академию имени Жуковского, ему выделили комнату в офицерском общежитии на Соколе: девять метров, общий душ в подвале. Условия, конечно, не лучшие, но мама радовалась: Москва! Верила, что в столице у нас начнется новая жизнь — без водки и скандалов.

Новое в жизни

Не так давно я проезжала мимо района, где прошло мое детство, и что-то екнуло внутри. Свернула с Ленинградки, зашла в общежитие и ужаснулась: грязь, разруха... А детские воспоминания почему-то светлые. Ну да, душ в подвале. Но меня это не смущало — другого я и не знала. На том месте, где сейчас «Триумф-палас», раньше был парк с какими-то руинами, мы там с папой жарили шашлыки. Он их потрясающе готовил. После общежития зашла в свою музыкальную школу. Посмотрела расписание и увидела фамилию моего педагога — Виктор Петрович Кузнецов. Заглянула в класс, волнуясь, как в детстве перед экзаменом. Преподаватель меня сразу же узнал, посетовал, что я так и не поступила в Гнесинку. Когда-то нам обоим очень хотелось, чтобы я стала профессиональной пианисткой. К вступительным экзаменам мы с Виктором Петровичем приготовили двадцать произведений. Но — не сложилось. В школе на уроке труда я уколола палец. Сначала и внимания не обратила, подумаешь, ерунда. А через два дня подскочила температура, ранка загноилась, палец распух. В Морозовской больнице маме сразу заявили: «Инфекция. Придется оперировать». Хирург,   которому   она   в качестве «подарка» отдала последние двадцать долларов, заверил, что все будет в порядке. А на следующий день, когда меня готовили к операции, я случайно услышала разговор медсестер: «Жалко, палец придется ампутировать, она ведь совсем ребенок».

Мама бросилась к заведующему отделением:

—  Как вы можете, Настя же пианистка! Я не дам согласия на такую операцию!

Тот только руками развел:

—  Будете тянуть — девочка потеряет руку.

Выздоровление

Со страшным скандалом мама забрала меня из Морозовской больницы и положила в Боткинскую. Руку, слава богу, удалось спасти. И даже подвижность пальцу вернули. Но о поступлении в Гнесинку пришлось забыть. Для нас с мамой это было страшным ударом. Ведь музыкой я занималась с детства и не представляла себе другой судьбы. Еще в Федотово мама могла спокойно уйти, оставив меня наедине с магнитофоном. Ни куклы, ни мультики — ничто не интересовало меня так, как музыка. Она рано заметила мои способности, отнеслась к ним серьезно и всячески старалась их развивать. Отец думал по-другому. Говорил, что занятия музыкой — блажь, пустая трата времени и денег. Но как ни странно, в детский ансамбль «Непоседы» я попала благодаря папе. Билеты на Новогоднюю елку в мэрии принес он. Там я впервые увидела знаменитых «Непосед» на сцене, а не по телевизору. А после окончания спектакля решилась пойти за кулисы. Подошла к Юле Малиновской, самой знаменитой «непоседе», и сказала, что хочу с ними петь. Юля отвела меня к художественному руководителю Лене Пинджоян, та назначила прослушивание. И вскоре меня, без какой-либо протекции, зачислили в старшую группу — ту самую, где были звездами Юля Малиновская, Сережа Лазарев, Влад Топалов и Юля Волкова. Некоторые родители с детства внушают своим детям, что они самые умные, красивые и по определению заслуживают только лучшего. А моя мама считала, что у меня, конечно, есть музыкальные способности, но успеха я добьюсь только если буду много и упорно работать. Папино же мнение по этому вопросу и вовсе сводилось к слову «чушь». «В облаках витаешь, — недовольно говорил он. — Лучше бы думала, как будешь с такими оценками в юридический институт поступать, артистка!» Когда меня взяли в «Непоседы», я разве что до потолка не прыгала от радости. Так хотелось подружиться с ребятами! Но уже в первый день мне ясно дали понять: о дружбе и не мечтай. Я была застенчивая, одевалась очень скромно и вела себя так же. Шикарно разодетые, раскованные, благополучные дети быстро выяснили, что за границей я никогда не бывала, модных шмоток у меня нет и говорить со мной в общем-то не о чем. Единственная роль, на которую я, по их мнению, годилась, — роль жертвы. По имени меня никто не звал. Зато прозвищ было много. Самые безобидные — Задорога и Запор. Каждый мой шаг становился поводом для издевательских шуточек. Началось со сценических костюмов. На всю группу их уже купили, а мне, новенькой, сказали: выкручивайся сама. Мама наскребла денег, приобрела недорогую ткань, и мы сшили платья для выступлений. «Какие прикольные лохмотья», — под всеобщий одобрительный смех оценили наши усилия «непоседские» модницы. Прихожу однажды на репетицию в брекетах, мне их только поставили. Говорить неудобно — не привыкла еще к железкам. Да и красоты они мне не добавили. Тем не менее улыбаюсь:

—  Привет, ребята!

—  Вот это челюсти! — отвечает Сережа Лазарев. — Задо-рога, я тебя боюсь! И все ржут, очень довольные. Впрочем, «стебать» пытались не только меня. Доставалось и Ленке Катиной, будущей звезде «Тату». Но она не обращала внимания. Ей в отличие от меня было наплевать, что думают окружающие. А я, дурочка, из кожи вон лезла, пытаясь сойти за свою. Наверно, если бы я успокоилась и, как говорится, «не отсвечивала», от меня бы рано или поздно отстали. Но я упорно старалась быть в центре внимания. И все из-за Сергея Лазарева. Он нравился мне еще до того, как я пришла в «Непоседы». А когда встретились, влюбилась по-настоящему. Лазарев считался в ансамбле самым красивым и способным. То, что он делал на сцене, действительно впечатляло. Тогда как раз ставили спектакль про СПИД, Сережа играл главную роль. В финале, когда его герой погибал, я каждый раз плакала. Я была совсем наивной, но две вещи понимала четко: нельзя признаваться Лазареву в любви и ни в коем случае нельзя рассказывать, что происходит у меня дома. По сравнению с очень небедными родителями большинства ребят моя семья была просто нищей. Поэтому я пыжилась, стараясь соответствовать. И однажды показалось, что меня наконец приняли: Лазарев подошел и пригласил на свой день рождения. Я решила: во что бы то ни стало буду выглядеть не хуже других девчонок. Выпросила у мамы ее ботфорты. К Лазареву просто на крыльях летела, уверенная, что смотрюсь круто. И тут же услышала от Сережи: «Хорошие сапоги, Запор, ты их не у моей бабушки одолжила?» Все захохотали, а я от стыда и обиды чуть сквозь землю не провалилась. С тех пор не ношу чужую одежду. Бывало, девчонки  менялись  шмотками. Я свои давала, а сама чужие никогда не надевала. Но даже после этого унижения влюбленность в Лазарева не прошла.

Кто на новенькую?

Заводилой в их компании была Юля Волкова, и я убедила себя, что это она науськивает на меня Сережку. Родителям не жаловалась — какой смысл? Но однажды все же не выдержала. Получила настолько обидную эсэмэску, что разрыдалась прямо при маме. «Дай-ка сюда телефон», — потребовала она. Перезвонила по номеру, с которого пришло сообщение, и выяснила, что автор этой мерзости — Влад Топалов: хозяин мобильника тут же его сдал. Тогда мама набрала Топалову. «Еще раз обидишь мою дочь, я тебе уши оторву и язык выдерну, — совершенно спокойно сказала мама. Говорила жестко, как со взрослым. И на прощание добавила: — А теперь беги жалуйся папе». К папе Топалов не побежал. Только много лет спустя я узнала, что в его жизни все было далеко не так безоблачно, как казалось со стороны: богатый отец бросил его маму ради молоденькой, отношения у Влада с ним не складывались... Думаю, у каждого из детей, которых я считала счастливчиками, были свои проблемы. Но  они  старательно  делали вид, что все прекрасно. И я делала то же самое. Скрывала свою жизнь вне ансамбля изо всех сил. Но получалось не всегда. Едем, например, на гастроли в поезде. Я достаю еду, которую приготовила в дорогу мама, пытаюсь всех угостить, «ф-у-у-у, — морщатся «друзья», — Задорожная, ну чего ты тут воняешь своими котлетами?» И идут обедать в вагон-ресторан. А я, криво улыбаясь, говорю, что не голодна. Потому что на ресторан у меня денег нет. И котлеты, которые с таким презрением отвергли ребята, для нас с мамой — роскошь. Ведь еще совсем недавно не хватало денег даже на хлеб. Мы тогда только-только ушли от папы. Для мамы это было очень непростое решение. Она давно поняла, что переезд в Москву его нисколько не изменил. Когда прошла эйфория первых месяцев жизни в столице, старые привычки взяли свое, отец снова запил. Мама умоляла одуматься, несколько раз возила его кодироваться. Но чем дальше, тем агрессивнее он реагировал на просьбы бросить пить. Однажды мама пришла домой расстроенная и сказала, что авиакомпания, в которой она работала, разорилась. Мы лишились единственного источника дохода, ведь отцу, как большинству военных в начале девяностых, зарплату практически не платили.

—  Ты понимаешь, что еще неделя — и нам нечего будет есть?! — спросила его мама. — Когда ты начнешь приносить в дом деньги?

—  Я сын асфальта, — ответил отец. — Я никогда не буду работать руками. Могу служить, а халтурить на стройках и торговать на рынке не стану! И на рынок пошли мы с мамой. Взяли на реализацию какой-то товар, приехали в Люберцы, а что дальше делать — не знаем. Мама хоть и окончила торговый институт, на рынке никогда не торговала. Встали мы с ней у забора, разложили товар. Вокруг такие же безработные-безденежные торгуют чем придется. Мне было лет одиннадцать, но я хорошо запомнила общее ощущение какой-то безнадежности, которая витала над нашим «подзаборным» рядом. «Эй, ты чего! — мама обняла меня, прижала к себе. — Все будет хорошо!» И действительно, к вечеру у нас даже появилась кое-какая выручка. Хватило, чтобы купить овощей и немного мяса. Наша «рыночная экономика» продолжалась пару месяцев. Мы жили в постоянном страхе. То и дело слышали: мафия, бандиты, рэкет, менты... Но, слава богу, обошлось. А потом мама нашла работу, а я устроилась в «Непоседы». «Ну, теперь заживем, — радовалась я. — У меня тоже будет зарплата!» Первую получку — сто рублей — гордо принесла домой. Вернее, то, что осталось от нее после  покупки  красивой  заколки и цветов для мамы. Но надежды, что мои заработки поправят финансовую ситуацию, не оправдались: съедали «Непоседы» больше, чем приносили. Костюмы, записи песен, занятия с педагогом по вокалу — за все надо было платить. На отца рассчитывать не приходилось. Он почти не выходил из запоев и совершенно перестал воспринимать реальность. Мама терпела, наверно, ради того, чтобы у нас была «полная семья». Она видела, что я люблю папу несмотря ни на что. Но однажды случилось такое, после чего стало ясно: дальше так жить нельзя. У нас была собака, питбуль по кличке Дина. Единственным человеком, которого она слушалась, был отец. И вот однажды я вернулась из школы. Смотрю — отец, пьяный, спит на диване. Я бы не стала его будить, но тут зазвонил телефон — какой-то мужчина просил срочно позвать Сергея Дмитриевича. Я подошла к отцу, потрясла его за плечо. Дина, лежащая рядом, угрожающе зарычала: мол, не подходи к хозяину. Я не обратила внимания, и тогда собака бросилась на меня. Челюсти питбуля сомкнулись на моей ноге. Как я вырвалась из зубов мощной бойцовой собаки — не помню. Помню только, что старалась защитить лицо. В конце концов мне удалось закрыться в ванной и позвонить маме: «Приезжай, пожалуйста, скорее... Меня Дина покусала». Мама приехала очень быстро, но за это время моя одежда успела стать красной  от крови. В больнице сказали:

—  Большая кровопотеря. Рваная рана ноги. Оторвана часть ягодицы. Будем накладывать швы... ну и сорок уколов на всякий случай. Вдруг собака бешеная.

—  Пожалуйста, зашивайте аккуратно, — умоляла мама — Настя будущая артистка.

Возвращение

Домой мы вернулись только для того, чтобы собрать вещи. А отец все это время продолжал мирно спать на диване! Мама сняла квартиру на окраине Москвы, совершенно пустую — так было дешевле. Первое время спать пришлось на полу. У нас даже посуды не было, только две ложки и две тарелки. Потом купили чайник, кастрюлю... Нам не на кого было надеяться, любимой стала фраза: «Сегодня тяжело, но завтра будет легче. Мы вдвоем, и мы очень сильные». И потихоньку все стало налаживаться. В день зарплаты мы с мамой складывали наши заработки вместе, садились на кухне и решали, на что в первую очередь будем тратить. Финансовый расцвет обычно случался в декабре — для «Непосед» новогодние праздники были самым «хлебным» временем. С двенадцати лет все зимние каникулы я проводила на «елках». В ансамбле о моих семейных проблемах никто даже не подозревал. Я бы скорее умерла, чем позволила кому-нибудь узнать о том, как живу Мама меня понимала и поддерживала. В то время были в моде ботинки на платформе, «как у Spice Girls». В таких уже щеголяли Малиновская и Волкова. И мама купила мне эти ботинки, хотя денег у нас было в обрез. «Для Лазарева стараешься?» — ехидно спросили девчонки, увидев обновку. Все вокруг знали, что я влюблена в Сережу. Думаю, и для него мои чувства не были тайной. Но он делал вид, что ничего не замечает. На одной из вечеринок ко мне подошла Женя Тремасова: «Слушай, тут приехал мой парень, а я не хочу с ним общаться. Выручи меня, поговори с ним, отвлеки как-нибудь». Почему бы не помочь, мне это ничего не стоит... Я разговаривала с незнакомым молодым человеком, который все порывался сбежать, найти запропастившуюся куда-то Женьку. Когда ему все же удалось от меня отделаться, я обвела глазами зал в поисках Лазарева. И тут ко мне подошла Юля Малиновская. «Все сохнешь по Сереге? — насмешливо спросила она. — Вон твой Лазарев, с Женькой Тремасовой за колонной целуется. Так что ничего тебе не светит». Губы у меня предательски задрожали. Я и сама знала, что с Сережей у меня никаких шансов. Я им всем чужая, этим красивым, богатым мальчикам и девочкам. Я не их крови. Тем не менее на свой пятнадцатый день рождения я позвала весь ансамбль. Праздновать решила в клубе «Пятый элемент» — это место считалось в их компании «крутым». Я сама пригласила Лазарева на танец. Сережа не отказал и даже обошелся без привычных шуточек в мой адрес — все-таки именинница... Для него этот танец не значил ничего. А я думала: вот они, самые счастливые минуты в моей жизни. Как только зазвучала следующая песня, ко мне вдруг подошел Влад Топалов: «Пошли, Задорожная, потанцуем». Что он задумал, я узнала буквально через минуту. На виду у всех Топалов резко прижал меня к столбу и начал целовать. В первые мгновения я даже не сопротивлялась, так была ошеломлена. А потом поняла, что на нас глазеет вся компания, включая Лазарева. Он что же, на спор это делает? Ну тогда смотрите! Целовался Влад неплохо, и я ему ответила. Да так, что все вокруг обалдели. И ни одна живая душа не знала, что это был мой самый первый поцелуй. В этом смысле я была «поздней» девочкой. Возможно, потому, что никогда не считала себя красивой и даже симпатичной. А травля в «Непоседах» заставила меня поверить в то, что я — просто уродина. Мои карьерные перспективы тоже оценивались невысоко.

Кто виноват

«Если кто и «выстрелит», то не Задорожная», — говорили руководители ансамбля. Отец, которому я иногда рассказывала о своих делах, тоже не добавлял мне оптимизма: «Теряешь время. Лучше бы готовилась в юридический». Слышать такое было обидно до слез. Иногда хотелось все бросить и бежать из «Непосед», перестать быть «девочкой для битья». Но тогда получилось бы, что отец прав... И я решила: ни за что не уйду буду работать и бороться. Докажу всем, что я не слабачка. Боевого настроя хватило ненадолго. Многолетняя травля сделала свое дело: к пятнадцати годам в собственных глазах я была гадким утенком, причем без какой-либо надежды превратиться в лебедя. Я окончила десятый класс. Летом мы всем ансамблем поехали на детский кинофестиваль в «Орленок». Как раз в это время компания «Синебридж» проводила набор актеров в сериал «Простые истины». Конечно,  на кастинг пошли все. Но к полному изумлению ребят, роль предложили только мне. Узнав, кого предстоит сыграть, я страшно удивилась: Анжелику Селиверстову — яркую девушку, модель. Нашли красавицу! Груди нет, на зубах — брекеты, волосы невнятного пепельно-русого цвета... Но когда Маша Цигаль, которая разрабатывала образы для сериала, уговорила меня перекраситься в блондинку, я преобразилась. К тому же атмосфера на съемках была совсем другая. Никто надо мной не смеялся, не считал уродиной. Таня Арнтгольц, Толик Руденко, Миша Полицеймако, с которым у меня случился первый экранный поцелуй, — все вели себя очень дружелюбно. На съемочной площадке меня заметила режиссер Лина Авдиенко и пригласила сняться в клипе «Смысловых галлюцинаций»  —  «Зачем топтать мою любовь». Клип начали крутить на MTV, я смотрела и думала: «А что, я не хуже других девчонок, вполне симпатичная...» Но вскоре мне снова объяснили, что почем, — на этот раз в школе.

— Ну вот что ты такого сделала, чтобы тебя в клипе сняли? — приставали одноклассницы.

—  Да ничего «такого» я не делала!

—  Все ты врешь, знаем, как на телевидение попадают! Наверняка по блату пролезла или дала кому надо.

Однажды перед уроком физкультуры я случайно услышала, как одна девчонка говорит другой: «А давай этой актрисе расквасим нос». Я не придала значения — ну не будут же они со мной драться! Во время урока меня окликнула одна из «народных мстительниц», я обернулась, и в лицо мне полетел тяжелый баскетбольный мяч. На память от школы осталась горбинка на носу — результат перелома. А в летнем лагере женская зависть чуть не стоила мне жизни. К тому времени я уже освободилась от брекетов и немного округлилась, фигура стала женственной. К тому же я была «девочка из телевизора», поэтому за мной табуна – ми ходили парни — и школьники, и вожатые. Девчонки сразу дали понять, что их такая ситуация не устраивает. Но что я могла поделать?! Просыпаюсь как-то ночью — подушка мокрая и руку почему-то жжет. Включила свет и ахнула: вся постель в крови, а из руки торчит лезвие бритвы, которое мне подложили под подушку... Выпускного я ждала как манны небесной. Казалось: вот окончу школу и начнется другая жизнь. Так и получилось. На съемках программы MTV «12 злобных зрителей», куда меня пригласили как участницу клипа, я познакомилась с продюсером Петром Шекшеевым. Бывает любовь с первого взгляда, а у нас, что бы ни писала «желтая» пресса, случилась дружба с первого взгляда. Петр очень быстро понял, что со мной происходит. «Кто тебе внушил, что ты неинтересная и неталантливая? Немедленно выкинь эту дурь из головы!» — потребовал он. И объявил моим комплексам настоящую войну. Если кто-то делал мне комплимент, Петя говорил: «Слушай! Это правда!» Именно он поддержал меня перед вступительными экзаменами в ГИТИС, и я поступила с первой попытки. Вначале сокурсники отнеслись ко мне настороженно: «Звезда. Сейчас придет с короной на голове». Но уже совсем скоро поняли, что я человек абсолютно простой. И мы подружились. «Начинай ходить на кастинги, — посоветовал Петро, — не теряй времени». На прослушиваниях я ужасно зажималась. Приезжала на «Мосфильм» или Киностудию имени Горького накрашенная   словно   кукла. Как себя вести — не знала совершенно. «Будь самой собой, — учил Шекшеев. — Запомни: больше всего режиссеры ценят естественность и искренность». Я старалась, работала над собой, но раз за разом слышала: «К сожалению, вы нам не подходите. Проекту нужно медийное лицо».

Кошмар навсегда

Эта фраза стала моим кошмаром. Я попала в замкнутый круг: неизвестные актеры никому не нужны, а как добиться известности, если не дают шанса? Так меня в самый последний момент «развернули» с фильмов «Волкодав», «Стиляги», «Зови меня Джинн», «Молоды и счастливы». «Тебе нужно примелькаться в тусовке», — сказал Пет-ро. И начал водить меня на светские мероприятия: музыкальные, киношные, телевизионные. Знакомил с людьми, буквально за шкирку вытаскивал из темных углов, куда я норовила забиться, и заставлял общаться: «Вот тебе настоящая школа выживания. Сможешь заинтересовать этих людей — ты выиграла». Я быстро поняла, что Петя прав. Постепенно меня стали узнавать. Появились милые, ни к чему не обязывающие знакомства. Мое лицо начало появляться на страницах светской хроники. Сначала писали «Петр Шекшеев со спутницей», потом — «Петр Шекшеев с актрисой Настей Задорожной». Пошли первые предложения. Работу предлагали и те, кто в свое время холодно цедил «Вы нам не подходите». Я еле сдерживалась, чтобы не сказать: «Ведь я все та же, дорогие мои! Куда вы смотрели, когда я приходила к вам на кастинги?!» Все мои мысли были только о работе и учебе. Но тут на нашем курсе появился новый студент, смешной и обаятельный. Везде ходил с барабанными палочками и настукивал мелодии. Мы подружились, я считала, что у нас много общего. Как-то в общежитии на вечеринке он меня поцеловал, но на том дело и кончилось. А летом, после того как я сдала экзамены и уехала с мамой отдыхать на море, получила от него эсэмэс-ку: «Я тебя люблю». Ничего себе, думаю. С чего бы это? Весь следующий курс он терзал меня своими признаниями. Взял, как говорится, измором, и однажды я уступила: «Ладно, давай попробуем». Но как только у нас начался роман, мы совершенно перестали нормально разговаривать, постоянно ссорились. Он устраивал сцены по любому поводу:

— Почему ты опоздала? Где была? Ты что, не можешь прийти на лекции вовремя?

Я тоже в долгу не оставалась:

— Чего ты пристал?! Что за привычка меня поучать?

За этими представлениями следил весь курс. Только заходим в аудиторию, а народ уже азартно потирает ладошки: «Сейчас прольется чья-то кровь!» Он все время находил повод для расстройства. Мало внимания уделяешь — плохо. Много — значит, в чем-то виновата. И однажды я вдруг поняла: ему дико нравится играть в эту грусть, в депрессию. Такой мазохиствующий энергетический вампир. В конце концов, это состояние стало для него нормальным, а для меня превратилось в проблему. Я сидела на лекции и думала: придет он сегодня со своим вечно унылым лицом или нет? Как-то зимой в лютый мороз позвонил наш общий приятель:

—  Настя, спасай! Он обрился налысо и открыл окна в квартире.

Я тут же приехала. Спрашиваю:

—  Зачем ты это делаешь?

—  Хочу умереть!

Ему было плохо, но как это изменить, я не знала. Только чувствовала: то, что между нами происходит, — неправильно. Ведь он целенаправленно растил во мне комплекс вины. Наверно, на этом наш «роман» и держался: я не могла бросить его, потому что боялась — он будет страдать, он без меня пропадет. Мы сходились и расходились, пока не окончили институт. После выпускного попрощались и больше друг другу не звонили. Я с облегчением вздохнула: наконец-то! Потом встретилась с ним на съемках сериала «Клуб». Он очень изменился — стал спокойным, улыбчивым, много шутил. Когда ему сказали «Тебе надо сыграть сильную любовь к Насте», мы весело рассмеялись: «Ну что, поворошим прошлое?» Еще в институте я решила всерьез заняться пением. Оно оставалось главной моей мечтой. Когда сказала об этом Шекшееву, он предложил:

— Ну, так давай работать над альбомом.

—  На какие деньги?

—  Сначала репертуар подберем, а деньги найдутся.

Первая запись

Первую запись сделали в студии Юрия Айзеншписа. Делового сотрудничества у нас с Юрием Шмильевичем не было — никаких контрактов и никаких денег. Он просто дал нам свою студию и сказал: «Пробуйте». Шекшеев нашел замечательных преподавателей по вокалу, первых авторов, песни... Стала собираться команда. Беспокоил только финансовый вопрос: работа-то велась на Петины личные деньги. «Прославишься — отдашь», — отмахивался он. Потом Петро пробил мою первую песню на радио. Когда мы с однокурсниками услышали, как я пою на Радио Next, скакали от счастья по всему ГИТИСу. Полностью альбома еще никто не слышал, но по тусовке уже пошла молва, что Задорожная неплохая певица. И на меня посыпались предложения попробоваться в разные девичьи группы. Наиболее заманчивые я обсуждала с Петро. Но, как правило, он моих восторгов не разделял: «Если пойдешь в группу, быстро взлетишь, быстро появишься на обложках. Но будешь петь только то, что скажут, а не то, что хочешь сама. Умей ждать». Я знаю, какая репутация у большинства участниц этих групп. Называют их грубо, но метко: «поющие трусы». Поэтому сказала себе: «Со мной такого не будет!» Когда меня утвердили на главную роль в сериале «Клуб», многие усмотрели в этом «волосатую лапу» Шекшеева. На самом деле Петро меня не лоббировал, кастинг я проходила на общих основаниях. Сначала я обрадовалась, а потом прочитала сценарий и испугалась: столько откровенных сцен, зачем мне это? Но продюсеры уговорили: «Ты актриса, это тоже часть твоей работы!» Съемка первой постельной сцены стала для меня настоящей пыткой. В студии никого, кроме оператора и режиссера. Но я все равно не знала, куда деваться от смущения: сижу голая на кровати, рядом — мой партнер Петя Федоров. Он хоть и храбрился, а стеснялся не меньше моего. «Мотор! Съемка пошла! Настя, сядь на него верхом! Ну что ты такая деревянная? Ты двигаться сегодня будешь? Стоп! Соберись, мы теряем время!» Я вдруг начала хохотать как ненормальная: уж очень глупо все это выглядело со стороны. «У нас тут съемочная площадка или детский сад?» — разозлился режиссер. В итоге я «скакала» на Федорове тринадцать часов! Потом зрители меня мучили вопросами: «А вы и вправду занимались сексом? Что вы чувствовали?» Да ничего хорошего я не чувствовала! Нарезку с кадрами из этой сцены канал MTV несколько месяцев безостановочно гонял в любое время суток. Я прославилась своими вздохами, охами и закатыванием глаз. Мама первое время отворачивалась,    переключала канал: «Не могу на это смотреть». Но потом смягчилась: «Мне нравится. Ты очень красивая». Сериальная популярность пошла на пользу моей певческой карьере. Я, наконец, выпустила альбом. Петро организовал первый сольный концерт. Спев финальную песню «Буду», посмотрела в зал и подумала: «Я сделала это! Я сама!» И расплакалась. Зрители кричали: «Настя, мы тебя любим!», «Браво!», «Настя, мы с тобой!» А я кусала губы: ну почему папа не успел этого увидеть? После концерта мама сказала: «Стасенька, он гордится тобой. Я в этом уверена». И с души словно камень сняли. Появилось вдруг столько сил, что их некуда стало девать. Энергия требовала выхода. Я много снималась, гастролировала, практически поселилась в поездах и самолетах. На вопросы о личной жизни разводила руками: да где на это взять время? Но когда меня позвали в проект «Звездный лед», согласилась не раздумывая: когда еще представится возможность получить такой опыт!

Все новое, все первое

Первые тренировки длились всего два часа: коньки натирали, мышцы болели, синякам я потеряла счет. Организаторы все никак не могли определиться, кто будет моим партнером. После очередной тренировки я поехала на концерт, отработала, раздала поклонникам автографы и ушла в гримерку. Вдруг стук в дверь. Открываю: на пороге молодой человек с букетом цветов и красным чемоданом. Смотрю — а у него за спиной съемочная группа.

—  Знакомься, Настя, твой партнер по «Льду» Сергей Славнов, серебряный призер чемпионата Европы.

—  А почему с чемоданом?

—  У тебя сегодня день рождения, — смущенно сказал Славнов. — Это тебе в подарок. Коньки возить.

О том, что меня со Славновым будут «сводить», организаторы шоу объявили прямо:

—  Нам нужен роман, это хорошо для рейтинга.

—  Да ни за что! Вам рейтинг, а моей маме — инфаркт! Она однажды уже прочитала вранье про то, что я беременна от актера, с которым в клипе снималась. Больше мне такого счастья не надо!

Да и, честно говоря, Славнов поначалу не произвел на меня особого впечатления. Все изменилось после того, как я угодила в больницу. Съемки «Клуба» проходили за пятьдесят километров от Москвы. В городе Лосино-Петровский, который мы, актеры, поэтично прозвали Лос-Петрос. Там, в Лос-Петросе, мне и стало плохо — боли в животе, тошнота... Пока могла, терпела — не срывать же съемки. Наконец не выдержала. Меня срочно повезли в Москву.

—  Перитонит, — сказали врачи. — Девушка, почему раньше не обратились? Вы не могли этого не чувствовать!

Отвечаю, сжав зубы, чтобы не заорать от боли:

—  Времени не было...

Меня тут же на операционный стол. В четыре утра я проснулась после наркоза, пытаюсь пошевелиться и понимаю, что не чувствую левую ногу.

—  Боже мой! — кричу. — Меня парализовало!

—  Настя, все хорошо! Успокойся! — с соседней кровати встала мама. — Тебе сделали лапароскопию. Через вену в ноге вводили наркоз, поэтому ты пока ее не чувствуешь.

Ожидание

Пару дней в больнице я отсыпалась и радовалась, что никуда не надо бежать. Звонили друзья, поздравляли со вторым днем рождения — риск для жизни действительно был очень серьезный. А потом ко мне приехал Сережа вместе со съемочной группой. Пока они прикидывали, как лучше снимать, Славнов подсел на кровать, сказал тихо: «А я ничего не знал...» — и взял меня за руку. Наверно, у каждого человека в жизни бывают моменты, когда все становится предельно ясно. Я почувствовала тепло его ладони и обо всем забыла. Откуда-то вдруг появилась уверенность, что теперь все будет хорошо. Никакого рационального объяснения этому нет. Мы со Славновым только начали кататься, толком не познакомились. Но мне так не хотелось, чтобы он уходил... Потом Сережа сказал, что тоже очень хорошо запомнил этот момент: «Как-то по-другому мы друг на друга посмотрели. Ты была такая слабая, трогательная». Врач назначил период реабилитации в две недели, но встать на коньки пришлось уже на шестой день. В торговом комплексе устроили презентацию шоу «Звездный лед». Когда я появилась в инвалидной коляске, народ был в шоке! «Давайте коньки, я на лед выйду», — говорю. Все посмотрели на меня как на ненормальную. И только Сережа понял. Он, спортсмен, привык кататься в любой ситуации. Больно, не больно — шоу должно продолжаться. С трудом, превозмогая боль и слабость, выползла на лед. И сразу почувствовала Сережину поддержку, его сильные, надежные руки. Весь номер он меня буквально возил на себе. А под конец, когда я только что сознание не теряла, прошептал, касаясь губами уха:

—  Задорожная, дай мне свой телефон.

И я, несмотря на адскую боль, рассмеялась:

—  Ну, записывай!

Искру, которая между нами проскочила, заметили все. И началось. Сначала Максим Галкин пошутил:

—  Какая прекрасная пара! Почему они до сих пор не поженились?

Коля Басков, широкой души человек, сказал:

—  Если надумаете, я вам свадьбу оплачу.

—  А я тамадой буду, — поддержал Дима Губерниев.

Ну и шуточки

Мне, честно говоря, эти шутки не нравились. Больше всего раздражало, что продюсеры все-таки получили что хотели: пресса стала писать, что у меня со Славновым роман. Очень переживала за маму. Она читала газеты, слушала радио и наивно верила всему, что говорят журналисты. Однажды дело чуть не дошло до сердечного приступа. Мама вела машину и услышала по радио, что дата нашей со Славновым свадьбы уже назначена. От неожиданности она бросила руль. Мчавшийся навстречу автомобиль едва успел увернуться от лобового столкновения. «Мама, — убеждала я, — у нас никаких отношений нет, мы просто друзья!» Кого я уговаривала — маму или себя? Да, романа с Сережей не было, но я понимала, что нас тянет друг к другу. Правда, говорить об этом избегала. Даже не знала, есть у него девушка или нет. Залезла в Интернет, прочла, что он не женат, что у него в Питере своя школа фигурного катания и что вместе со своей партнершей Юлей Обертас Сережа собирается выступать на Олимпийских играх. Негусто. Оказалось, что девушка все-таки есть. Он сам мне рассказал во время одного из наших бесконечных телефонных разговоров. А общались мы действительно очень много. Когда я ездила в Лос-Петрос, на съемки «Клуба», боялась заснуть от усталости за рулем. Звонила Сереже, и мы всю дорогу разговаривали. О чем угодно, только не о нас... А потом я улетела в Нью-Йорк, сниматься в «Любви в большом городе». И так мне стало тоскливо без Сережи! Думала: «Вот вернусь в Москву, мы продолжим тренировки, тогда что-нибудь и решится». Но все осталось по-прежнему. От этой неопределенности, от неприкрытой враждебности судей на шоу я раздражалась, стала часто плакать, грозилась все бросить.

Автор: Марина Вавринюк

Коммент. (0)

Полужирный Наклонный текст Подчеркнутый текст Зачеркнутый текст | Выравнивание по левому краю По центру Выравнивание по правому краю | Вставка смайликов Выбор цвета | Скрытый текст Вставка цитаты Преобразовать выбранный текст из транслитерации в кириллицу Вставка спойлера