Подпишись и читай
самые интересные
статьи первым!

19.08.2010

Алексей Панин, последние новости

В нашей сегодняшней статье “Алексей Панин, последние новости” будет рассказано много интересного, о его личной жизни и карьере. В Новый год, ровно в полночь, когда кремлевские куранты пробили двенадцать раз, я вышел на улицу, посмотрел в звездное небо и сказал: «Господи, прошу тебя, подари мне дочку». А у меня тогда и жены-то не было. Я мечтал о ребенке, потому что в жизни есть всего три главных составляющих — Бог, родители и дети. Кто-то возмутится: а как же любовь?! Я верю в любовь между мужчиной и женщиной. Но она, к сожалению, нередко имеет свойство быстро заканчиваться.

4 89615

Как все начиналось

Панина с Юлей история — лишнее тому подтверждение... На банкете по поводу открытия кинофестиваля в Смоленске я обратил внимание на девчонку явно не из киношной тусовки. На таких мероприятиях обычно все друг друга знают, а тут вдруг незнакомое и очень красивое лицо. Она словно вплыла в зал, притягивая к себе взгляды. Мы познакомились. Юля оказалась питерской, но работала в Москве моделью. Я на том фестивале пытался наладить отношения с любимой девушкой, актрисой Любой Зайцевой. Между нами произошел очередной разлад, мы не виделись полгода и вот встретились в Смоленске. Но телефон у Юли я все-таки взял и, когда в Москве опять разругался с Любой, позвонил ей. Мы провели прекрасную ночь... А потом я снова вернулся к Любе и забыл о Юле на целых три года, пока случайно не встретил ее в ресторане Дома литераторов. Юля словно и не помнила, как я обошелся с ней. Никакой обиды, наоборот, она явно была рада меня видеть.

Мне было тогда очень плохо. Я окончательно расстался с Любой. Накатила такая тоска! Захотелось удрать из Москвы куда-нибудь подальше — в теплые страны. И я предложил Юле:

—  А поехали в Италию?

—  Поехали, — тут же согласилась она.

Никакого романа, ухаживаний. Просто сели в самолет и полетели. За неделю побывали в Риме, Флоренции, Венеции. Все было прекрасно, я благодаря Юле вновь обрел хорошее настроение. Вернувшись в Москву, мы решили жить вместе. Поселились у моего деда. И вскоре Юля сообщила, что беременна. Мое новогоднее пожелание начало сбываться! Я словно на крыльях летал. Все, за что ни брался, получалось. Роли посыпались как из рога изобилия. Я ни от одной не отказался, хотел заработать побольше, чтобы Юля и ребенок ни в чем не нуждались. Дома теперь бывал редко, спал мало, был усталый, но страшно счастливый — как же, скоро стану отцом! Увы, счастье продлилось не долго. Наши отношения портились с каждым днем. Юля не скрывала, что хочет денег, известности, красивой жизни. Ей нравилось выходить со мной в свет, когда по левую руку от нее сидит Михалков, а по правую — Кончаловский. Модельная карьера подходила к концу, и Юля надеялась, что я помогу ей попасть в кино. Уже потом мне рассказали, что она не только со мной пыталась познакомиться «поближе», чтобы выбраться из своей обшарпанной «однушки» на Дмитровском шоссе. Но непомерные амбиции Юли — не самое страшное. Меня настораживали резкие перепады ее настроения, но я не сразу понял, насколько это серьезно. То Юля совершенно нормальная, а то будто ее подменили. Может пройти мимо меня с отсутствующим выражением лица: ни «здравствуй», ни «как дела?». Это состояние «отмороженности» стало повторяться все чаще.

Ссоры

Как-то раз Алексей заехал домой поесть между съемками. Попросил Юлю: «Посидишь со мной?» А она молча оделась и идет к двери. Спрашиваю в растерянности: «Ты куда, Юль? Что случилось?»

Ответом был только звук захлопнувшейся двери. Меня не нужно кормить, Юля никогда не стояла у плиты, а я не настаивал: женщина со сковородкой — не мой идеал. Я и сам могу приготовить. Поэтому это никак не могло быть бунтом замученной домохозяйки. Поведение Юли не имело разумного объяснения. Сейчас уже сложно вспомнить все, но мелочи накапливались, накапливались, снежный ком непонимания рос, и однажды разразился грандиозный скандал. Из-за чего? Из-за того, что я не купил стиральную машину. Заработался, забегался с одних съемок на другие и не успел. Полночи она кричала. Я уговаривал:

—  Возьми деньги, съезди с водителем и купи сама.

—  Чтобы я, беременная, по магазинам таскалась?!

—  Тебя привезут, а ты только выберешь.

—  Да пошел ты!

С каждым днем Юля нападала на меня все чаще, она считала, что имеет право на истерики, скандалы, оскорбления. По ее требованию мы переехали на съемную квартиру. Мой дедушка — душа-человек, но Юля не хотела с ним жить. Наверное, ее можно было понять, если бы не слова и выражения, в которых она излагала свои желания: «Ты, м...зь, должен немедленно снять квартиру!» Доставалось не только мне — мой добрейший йоркширский терьер хорошо знал силу удара Юлиной ноги. В конце концов я понял: из этих отношений ничего не сложится. Единственное, что нас связывало, — будущий ребенок. Ради него я терпел, закрывал глаза на Юлины «странности». На ее агрессию. Больше всего Юлю бесило, что я не могу помочь ей стать знаменитой актрисой. «Кто эта Пегова? — говорила она, сидя перед телевизором. — Ничего из себя не представляет, а уже и там снялась, и здесь. А этой я даже фамилию не знаю. Страхолюдина!» «Для  меня  в  этой  стране ролей нет! — заявила Юля в другой раз. — Слишком благородная внешность. Все-таки несправедливо устроена жизнь!» Как-то она сообщила, что портрет ее прабабки-графини висит в Эрмитаже. Видимо, «голубая кровь» давала ей право высокомерно относиться к окружающим. «Ну, понятно, это же чернь», — нередко повторяла Юля. В каждой ее фразе сквозило презрение к людям. Мой прадедушка — дворянин и Георгиевский кавалер. Но я тоже был для Юли чернью, ведь моя мама — «кухарка». Это потому что, двадцать пять лет проработав в издательстве «Наука», она не считает зазорным убрать в доме и приготовить. И все равно день, когда Юля родила дочку, стал самым счастливым в моей жизни. Рожала она в платном отделении, у хороших врачей. Появление на свет Нюси я отмечал с мамой и лучшим другом, актером Сергеем Миллером, в ресторане «Пушкин». Заказали икры, водки. И тут я увидел Киркорова. «Филипп, у меня родилась дочь!» — закричал я на весь ресторан. Мы никогда не дружили, но, увидев знакомое лицо, захотелось поделиться своей радостью.

Родился наш ребенок

Потом   мы   помчались   в роддом.  Мне  так не  терпелось увидеть малышку, что я все время подгонял таксиста. Успокоился только после того, как взял на руки свою Нюсечку — Анну Панину, полутора часов от роду. А вот Юлю, похоже, совсем не радовала роль матери. Она очень редко подходила к дочке и постоянно раздражалась. У Нюси болел животик, она плакала, а Юля орала: «Заткнись, с..а!» Дочке был двадцать один день, когда Юля закатила страшную истерику. А все потому, что моя мама, помогавшая нам, отлучилась к себе домой и Юле пришлось несколько часов одной пробыть с ребенком. «Не могу так больше! Сколько еще с ней сидеть, у меня не остается времени на собственную жизнь! — кричала Юля, позвонив моей маме. — Забирайте Аню! Я уезжаю в Питер». Мама все бросила и примчалась. Отдав ей Нюсю, Юля Единственное, что нас связывало, — будущий ребенок. Ради него я терпел, закрывал глаза на Юлины «странности». На ее агрессию пришла в себя и согласилась не принимать скоропалительных решений. Да, я бывал дома не так часто, как хотелось бы, — последние три года почти каждый день снимаюсь, но сцен, которые всякий раз заставал по возвращении, мне хватило, чтобы понять: Юля не просто неадекватный человек, она может причинить вред ребенку. Как-то поехал на Рублевку к друзьям, которые решили отдать для Нюси очень хорошую кроватку. Я был в дороге, когда позвонила встревоженная мама: «Алексей, не могу дозвониться Юле, никто не берет трубку. Сейчас поймаю такси и поеду к вам домой». Мама примчалась с другого конца города, сорок минут звонила в дверь, из-за которой доносился плач ребенка. Наконец щелкнул замок. «Ой, а я заснула...» — сказала стоявшая на пороге Юля. А вскоре выяснилось, что к обычным Юдиным «странностям» добавилось пристрастие к алкоголю. Уже потом ее подруга Таня призналась, что частенько приносила вышедшей из роддома Юле вино. А мой водитель Саша, возивший Юлю по магазинам, рассказал, что всякий раз на обратном пути она была навеселе.

Однажды, вернувшись домой, я опять застал пьяную Юлю и пунцовую от рева Нюсю. Мне нужно было на съемочную площадку, я взял молочную смесь и поехал на работу вместе с дочкой. Я знаю, как кормить младенцев.  Пришлось  научиться, ведь Юля давала ей грудь всего две недели, потом сказала, что у нее нет молока. Я и подгузники менять умел. Врач, наблюдающий Нюсю, не скрывала удивления: почему во время ее визитов Юля не подходит к ребенку, не задает вопросов, как другие молодые мамы? Нюсей всегда занималась бабушка — моя мама. А Юля сидела и накручивала волосы на палец. Она это постоянно делала. Уставится в одну точку и крутит, крутит. О чем думает? Наверное о том, как бессовестно я обманул ее ожидания. Она надеялась на красивую жизнь, а Алексей Панин не смог ее обеспечить. Юле нужна была жизнь как на страницах глянцевых журналов. Чтобы няня, домработница, фитнес-клуб. И два часа в день на общение с ребенком. Она никогда не мыла посуду, не готовила, не убирала, даже я увидел Киркорова. «Филипп, у меня родилась дочь!» — закричал на весь ресторан. Мы никогда не дружили, но захотелось поделиться радостью пыль с телевизора ни разу не смахнула. Все домашние обязанности лежали на моей маме. Чуть позже на помощь пришла Юдина мама. А ведь питерская бабушка могла и не увидеть внучку. «Как ты думаешь, — спросила меня Юля, вернувшись из роддома, — я могу показать этой женщине Аню?» Я даже не сразу понял, кого она имеет в виду. Начал расспрашивать, и Юля с неохотой рассказала, что у них с мамой всегда были сложные отношения, а последние несколько лет они и вовсе не общаются. Что ее мать всю свою жизнь посвятила собиранию антикварных кукол, а на дочь не обращала никакого внимания. Меня это удивило: в моей семье все по-другому. Бабушка, тяжелобольная, парализованная, даже в день смерти  беспокоилась:  «Кушал ли Алексей?» А мне было уже за двадцать... Мама позвонит мне за день несколько раз узнать, как дела. «Мне с вами хорошо, — говорила Юля, — а мама живет в другом мире. Я ей не нужна». Тем не менее Юлина мама сразу откликнулась, взяла отпуск в Эрмитаже, где работала экскурсоводом, и приехала помочь дочери с новорожденной. Обе бабушки поочередно спали с внучкой на раскладушке, чтобы ребенок не мешал Юле.

Новый год

Перед Новым годом я снял дом на Новой Риге. Мы переехали, но в поведении Юли ничего не изменилось. Она по-прежнему лежала на диване перед телевизором. Ей даже лень было одеться и выйти с Нюсей на улицу. Она просто выставляла коляску с дочкой во двор. Я не говорю, что это плохо, там охраняемая территория. Но разве не странно, что матери не хочется погулять с ребенком, тем более что Юля не была обременена никакими обязанностями по дому? От скуки она не знала, чем заняться. Однажды сказала: «Если бы у меня был ноутбук, я бы делала переводы». Я тут же поехал и купил ей самый дорогой. Ни одного перевода никто так и не дождался. Юля лежала теперь перед компьютером и смотрела на нем кино. В какой-то момент я перестал привозить ей журналы, потому что всякий раз, листая страницы и рассматривая фотографии успешных актрис, Юля приходила в бешенство и со словами «Б..., они все снимаются в кино!» швыряла журнал в стену. Юля хотела, чтобы я устроил ей главную роль. Но как она   себе   это   представляла? Я приду и скажу режиссеру: возьмите. Почему? Кто она такая? Предлагал какие-то варианты работы, но они Юлю не устраивали. Ей хотелось сразу стать звездой, чтобы толпы поклонников, восхищенные взгляды, интервью в глянцевых журналах. В начале наших отношений, когда Юля рассчитывала с моей помощью прославиться, она твердила, что я особенный, не такой, как все, замечательный: «Тебе Бог дал талант!» Но убедившись, что главной роли у Федора Бондарчука или Никиты Михалкова ей не видать, завела другую песню: «Ты ничего не хочешь для меня сделать. Я с самого начала была никому здесь не нужна! Ты использовал меня как суррогатную мать!» Тридцать первого декабря Юля устроила всем нам «веселый» Новый год. Встала с утра в плохом настроении и подралась с моей мамой. Не могу сказать, с чего все началось, потому что невозможно отследить мотивы Юлиных поступков. Она металась по дому, кричала, что все ублюдки безродные, гниды и мрази. Мама какое-то время терпела, а потом попробовала Юлю утихомирить. Та набросилась на нее с кулаками и попыталась спустить с лестницы. Но получив отпор, заперлась в комнате с бутылкой вина.

Больница

Просидела там несколько часов. Через три дня Юля сказала: «Мне нужна помощь врача. Пожалуйста, отправьте меня в больницу». Мы вызвали «скорую», которая доставила ее в лечебницу Рузы. Условия там оказались очень плохие, и я решил, что Юлю здесь не оставлю. Созвонившись со знакомыми врачами, отвез ее в больницу №13, в санаторное отделение. По выходным мне разрешалось забирать Юлю домой.

—  Скажите, что я сделал не так? Может, надо было как-то иначе вести себя, чтобы Юля не оказалась у вас? — спрашивал я докторов.

—  Успокойтесь,  вашей вины здесь нет. Не одно, так другое могло бы спровоцировать ее на подобный поступок. У Юли очень расшатаны нервы.

Но даже во время лечения Юля не изменила своего но, руки Юли были в крови, взгляд блуждал. На полу валялись разбитые ампулы, которые ей выписали в больнице. Нюся заходилась в крике ведения. Однажды после выходных, когда я возвращал ее в больницу, Юля попросила пятьсот рублей: «Мне нужно положить на мобильный». Я успел проехать всего один квартал — звонок. «Алексей, что происходит?! — спрашивает лечащий врач. — У нас лечебница, а не вытрезвитель». За те несколько минут, что меня не было рядом, Юля успела сбегать в винный магазин и выпить бутылку до дна. Пришла абсолютно пьяная и закатила скандал врачам и санитарам.

—  Если так и дальше пойдет, — сказали мне в больнице, — мы ей влепим такой диагноз!

А я, дурак, отказался! Еще уговаривал:

—  Зачем человеку жизнь калечить?

Юлю выписали, она вернулась домой. Но подлечить ее, видимо, не получилось. Первого апреля я уехал на съемки, а Юля целый день названивала мне пьяная, ругалась, оскорбляла: «Мерзавцы! Вы упекли меня в лечебницу!» Я позвонил своему водителю, чтобы мчался к ней, выяснил, в чем дело. Саша приехал: дом заперт. Стал звонить — никто не открывает. Он уже хотел вызывать МЧС, выбивать дверь, когда Юля наконец его впустила. Руки ее были в крови, взгляд блуждал. На полу валялись разбитые ампулы успокоительного, которое ей выписали в больнице. Видимо, Юля ломала их руками и порезалась. Нюся буквально заходилась в крике. Она сидела в детском кресле от коляски, пристегнутая к нему ремнями. А кресло стояло на столе. Одно резкое движение — и Нюся полетела бы на пол, а мать спокойно спала на втором этаже! Примчавшись домой, я вызвал «скорую». Было понятно: дальше так продолжаться не может — и я забрал Нюсю к маме. С домом за городом мы распрощались. Для Юли я снял квартиру в Москве. После всего, что она вытворяла, желания помогать ей, снова оплачивать лечение не было. Сам жил на два дома — то там, то здесь. У Юли, честно признаюсь, бывал куда реже. Полтора месяца она вообще не вспоминала про дочь. Потом, словно очнувшись, позвонила маме: «Татьяна Борисовна, можно я буду видеться с Нюсей?»

Юля стала приезжать и гулять с ребенком. Она появлялась с виду тихая и мирная. Думал, не случится ничего страшного, если мать пару часов побудет с дочерью. О том, чтобы отдать ей Нюсю, скажем, на несколько дней, не могло быть и речи. Но, как оказалось, мне вообще не надо было доверять Юле. На съемках в Минске я встретился с Колей Расторгуевым, мы сидели в баре, пили кофе. Настроение было прекрасное, какие-то девчонки подходили, просили с ними сфотографироваться. И тут позвонила мама: «Алексей, украли Нюсю». Оказалось, Юля попросила разрешения погулять с девочкой во дворе и не вернулась, увезла ее без вещей, без еды в Петербург. Я тут же помчался следом: Нюся наедине со своей матерью подвергается опасности! Я должен ее вернуть, пока не случилась беда. В питерскую квартиру меня не впустили, более того, вызвали милицию. Теперь они были вместе — Юля и ее мама объединились в борьбе с Лешей Паниным. Меня забрали. Я в ответ позвонил в Министерство внутренних дел в Москву, оттуда связались с местным отделением, объяснили ситуацию, и стражи правопорядка больше не вмешивались. Не потому что я воспользовался своим именем, а потому что милиция, зная правду, была на моей стороне. Я снова стоял перед запертой дверью Юлиной квартиры, орал, стучал, ругался. Все без толку. И тогда я решил прибегнуть к хитрости. Позвонил Юле и вполне миролюбиво предложил: «Давай встретимся». Мы   сидели  в ресторане Гранд Отеля Европа, я старался  говорить  спокойным  тоном, но внутри все дрожало:

— Понимаю, что ситуация сложилась непростая. Нужно ее решать. Давай вернемся в Москву, я найму няню, массажистку, уборщицу. У тебя будет водитель, карта в фитнес-клуб. Все, что захочешь. И она на это клюнула! Другими словами, я сказал, что покупаю ее, и она продалась.

Вот   так снова проявилась Юлина сущность.

—  Хорошо, — сказала она. Спросил:

—  Можно мне увидеть Нюсю?

—  Давай через три дня.

—  Ладно, — согласился я и уехал в Москву, чтобы через три дня вернуться.

Мы взяли Нюсю, коляску и пошли в ресторан. А за нами всю дорогу ехала машина, в которой сидели мои знакомые питерские пацаны. Юля ничего не заподозрила, я хорошо сыграл раскаявшегося. Мы дошли до ресторана, сели за столик, и тут Нюся мне подыграла — она обкакалась. Втроем мы направились в туалет менять подгузник. После того как Нюсю переодели, Юля дала мне ребенка и сказала: «Я сейчас выйду». Мне хватило минуты, чтобы сесть в машину, которая взяла курс на Москву. Юля очень расстроилась, что массажистка и фитнес в ее жизни опять не случились, пыталась о чем-то торговаться по телефону. Нюся с моей мамой отправились в деревню, где у нас есть дом. Я отказался от съемок в дальних краях и начал работать на картине Аллы Ильиничны Суриковой «Человек с бульвара Капуцинок», которая снималась в Муроме в тридцати минутах езды от моей деревни. Все сложилось как нельзя лучше. Я зарабатывал деньги и при этом каждый день был с Нюсей. Юля звонила, но не часто. Я бы уже все трубки оборвал, под дверью сидел... Прошло полтора месяца, и случилось несчастье: моя мама сломала руку. И в тот день, когда я, оставив Нюсю с тетей, повез ее к врачу в Москву, Юля опять выкрала ребенка. Причем сделала это на глазах специально приглашенных журналистов, которые с удовольствием сняли душещипательную историю про несчастную маму.

Узнав о случившемся, я сразу позвонил в ГИБДД Москвы, меня связали с ГИБДД России. Дорожная милиция тут же перекрыла Горьковскую трассу и успела перехватить похитительницу перед въездом в Москву. Начался невероятный кипеж. Приехала «желтая» пресса. Но спустя три часа — только это время дается стражам порядка на выяснение обстоятельств — Юлю с Нюсей отпустили. Я поехал за ними. Это было уже ночью. Нюся не спала, ревела, просилась к моей маме. Юля ребенка не отдавала. В конце концов она поехала в гостиницу «Золотой колос» на ВДНХ, где забаррикадировалась в номере. Я два дня просидел на подступах к гостинице в машине. На меня ополчилась вся «желтая» пресса. Журналистка, у которой я отобрал диктофон, написала, что я ее ударил. Были бесконечные разборки с милицией и прокуратурой, рассмотрение заявления «пострадавшей». Все это закончилось ничем, потому что я никогда никого не бил. Просто был взвинчен до предела и не понимал, как в такой момент можно раздавать интервью. Из-за съемок мне пришлось покинуть свой пост на один день, и Юле удалось вывезти ребенка. С этого момента отсчитываются двадцать два дня кромешного ада, через который я прошел, чтобы снова иметь возможность обнять Нюсю.

Я опять приехал в Питер. В городской квартире Юли не оказалось. Я знал, что у нее есть дача. Но где именно? Адрес пробивали через милицию, БТИ и налоговую, но безрезультатно. Да, мне помогала питерская милиция, но в рамках закона, вопреки Юлиным попыткам доказать, что вокруг сплошная коррупция. С питерскими пацанами я на машине по квадратам прочесывал Ленинградскую область, обходил тысячи дачных участков, заезжал в сельсоветы, справлялся: а не живут ли здесь такие-то? Мы разбивались на группы, чтобы сделать поиски эффективнее, следили даже за Юлиным папой, который давно ушел из семьи. Жители дачных поселков смотрели на нас как на сумасшедших. Мы питались всухомятку и спали в машине. Время от времени я срывался в Москву на съемки, на несколько часов, потому что не мог подводить Сурикову. Потом снова мчался в Питер и все начиналось по новой. Казалось, что вот-вот мы выйдем на след, но в последний момент ниточка обрывалась. Однажды вечером, когда я понял, что очередной день поисков не принес результатов, я сорвался. Стал звонить разным знакомым из МВД, плакал в трубку, предлагал любые деньги, просил подключить ФСБ, чтобы запеленговать Юдин телефон. Я готов был продать квартиру. «Отдам все, — кричал я, — только найдите Нюсю!» Я очень переживал, не зная, что с ней происходит, пока она рядом со своей мамой. И вдруг звонит приятель из Москвы.

—  Ты прессу читаешь?

—  Нет.

—  Твоя Юля в интервью «МК» сообщила, что прячется от тебя в реабилитационном центре.

Мне не составило большого труда узнать, в каком именно. Я чуть ли не силой прорвался в здание — хотел убедиться, что на этот раз ошибки нет. Да, Юля была там.

Мы с пацанами засели в засаде. Люди из соседних домов меня узнавали, подкармливали, приносили кипяток, выясняли какую-то нужную на тот момент информацию. Я находился в таком состоянии, что готов был пойти на приступ. Хорошо, что этого Я сорвался. Стал звонить знакомым из МВД, плакал в трубку, просил подключить ФСБ, чтобы запеленговать Юлин телефон не произошло, нас бы всех посадили. Сейчас это смешно вспоминать, а в тот момент после двадцати двух дней бесплодных поисков, когда я не знал, где моя дочь, здорова ли она, готов был на все, лишь бы увидеть Нюсю. Юля, понимая мой нешуточный настрой, наняла охрану. Это были профессиональные люди, которые вывезли ее с ребенком из центра и умело ушли от нашего преследования. Но это ничего не меняло. Я знал, что Юле некуда деваться — она может быть только дома. Так оно и оказалось. Возле ее квартиры немедленно появилась толпа журналистов. Я съездил в органы опеки, где написал заявление о том, что Нюсе угрожает опасность. Потом мы с ребятами поехали на рынок, купили парик, чулки, халат — мне, еду, игрушки, детское кресло — Нюсе. Я понимал, что квартиру взять штурмом не удастся, поэтому мы поставили «жучок» в детское кресло. Юле позвонили по моей просьбе и сказали: «Алексей уезжает в Москву, он купил дочери вещи. Их положат перед дверями, заберите». Юля все внесла в дом, включая кресло с «жучком». Я тем временем сидел во дворе и прослушивал ее квартиру. А чтобы никто не смог меня узнать, натянул на голову парик с длинными волосами, надел рваные чулки и тапочки, в руки взял авоську. В таком виде и сидел у помойки, рядом с бомжами. Играл роль спившейся бабы.

Долго прослушивать не пришлось — Нюся заболела. Вместо того чтобы заботиться о ребенке, Юля беспрерывно общалась по телефону с журналистами, пиарилась, а Нюся надрывалась криком в соседней комнате. Я позвонил в больницу и вызвал дочке «скорую». Юля к тому времени уже и сама поняла, что ребенку плохо, и врачей впустила. Нюсю отвезли в детскую инфекционную больницу и поставили диагноз: гастроэнтерит. Естественно, я тут же приехал. Меня приютили охранники, жил в их каморке и пил с ними по ночам чай. Кроме того, я регулярно узнавал, как здоровье Нюси, ходил к главному врачу, как папу меня не могли не пустить. Созванивался со знакомыми педиатрами в Москве и консультировался. Спустя два дня мне сказали, что Нюсе перестали делать уколы, состояние нормализовалось: «Нужно еще чуть-чуть полежать, и вашу дочку выпишут». На суде меня обвинили в том, что я увез больного ребенка. Неправда. Я мог забрать Нюсю в первую же ночь, но не сделал этого, а ждал, пока она пойдет на поправку и питерские и московские врачи скажут, что поводов для волнений нет. Я прошел в палату, потому что никто не может мне запретить подходить к своему ребенку. Я взял Нюсю и побежал с ней по больничному коридору. Юля бросилась за мной. В конце коридора была дверь, за которой меня ждали. Когда я выскочил на лестницу, дверь захлопнулась.

Нам нужно было выиграть всего лишь минуту. И мы это сделали, через задние ворота выскочили на улицу, сели в машину и погнали в Москву. Спустя восемь часов Нюся была в больнице имени Семашко, где ей поставили диагноз: здорова. Я никогда не назову людей, которые мне помогали. Они ни в чем не виноваты. Дочку вынес из больницы я. Как отец имею на это право. С тех пор Нюся со мной. Несмотря на то, что суд постановил вернуть ребенка матери. Я был уверен, что выиграю. Как я мог проиграть, если рассказывал правду о том, как мою девочку чуть не угробили? Но почему-то в нашей стране у матери изначально гораздо больше прав на ребенка, чем у отца. Не по закону — тут мы равны, а по сложившейся в суде традиции... Все мои свидетели рассказывали только то, что видели собственными глазами. Одна из них — Юдина подруга Таня. От нее я узнал, что Юля еще задолго до знакомства со мной лежала в психиатрической больнице. Таня как нормальный человек, видевший нашу ситуацию, не могла молчать. Понимала: Юле нельзя оставлять ребенка, она его погубит. К сожалению, я не смог предъявить суду документальное подтверждение Таниных слов о Юлиной невменяемости. Психиатрическая экспертиза, проведенная в рамках процесса, признала обоих родителей нормальными. Но это ничего не доказывает. Врачи, которые ее проводили, либо непрофессионалы, либо их работа — сплошная профанация. А специалисты, знавшие о Юлиной болезни, те, кто наблюдали ее в 13-й, тогда все признают: угроза жизни на самом деле существовала. Мою дочку чуть не угробила неадекватная мама. Я подал на нее в суд и оказался виноватым. Я очень люблю Россию, никому не позволяю говорить о ней плохо. Хотя в последнее время все чаще прихожу к мысли, что не все ладно в нашем «королевстве». Но я здесь, Когда Нюся пытается называть мамой свою бабушку, я это пресекаю. Говорю: «Вот твоя мама» — и показываю фотографию Юли. Испугались — ведь она лежала там по знакомству, неофициально. Поэтому судебное решение — это фикция. Судьи мне звонили и в частном разговоре признавались: «Леша, мы вам верим, но решение будет принято не в вашу пользу». Я консультировался с адвокатом, бывшей судьей. Прочитав материалы дела, она сказала:

—  Алексей, к чему вы апеллируете? Вы пишете, что существовала угроза жизни ребенка. Какая?

—  Ну как же? Мать постоянно была пьяна. Она не контролировала свои действия, могла причинить вред ребенку.

—  Она причинила вред?

—  Нет.

—  Значит, все эти слова — пустой звук. Здесь нужно играть по другим правилам.

потому что только в России могу работать актером, в Америке с моим «знанием» английского придется подметать улицы. А значит, я не смогу превратить жизнь моей Нюси в праздник. Детство должно быть клевым. Мы с Нюсей любим тусоваться по Москве, гуляем в парках, там попьем кофе и водички, здесь пообедаем. Бабушка с ней сидит в песочнице под грибочком, читает стихи, а мы тусуемся. Или смотрим мультики. Я ставлю Нюсе советские мультики, которые сам смотрел в детстве, или хорошие диснеевские. Еще она любит Гену Букина из сериала «Счастливы вместе». Я никогда ее не ругаю, один только раз дочь получила по рукам, потому что сунула их куда не надо. Я испугался за нее. От неожиданности Нюся заплакала, а я тут же начал извиняться, целовать ее ладошки. Не хочу, чтобы она плакала, но пока, если что-то не так, дочка сразу ревет. Обещает не лить слезы по пустякам, но еще не справляется с эмоциями. Она такая трогательная. Однажды в ванной приложила ручки к груди.

—  Нюся,  что?  —  спрашиваю.

—  Тихо, я слушаю.

—  Что ты слушаешь?

— Сердце стучит...

Нюся у меня модница, зимой приехала на съемочную площадку в белой шубе, все обалдели. Такой Нюси, как у меня, нет ни у кого. Она свободная, коммуникабельная, умная, развитая — в два с половиной года говорит сложными предложениями, рассуждает как взрослый человек. Потому что дочкой занимаются двадцать четыре часа в сутки. Моя мама и я. Нюся со мной постоянно — в театре и на съемочной площадке. Конечно, я не потащу ее в Магадан, но если снимаюсь в Москве, она рядом: днем спит в моем вагончике, обедает в ресторане. А что в этом плохого? Я вожу ее в «Пушкин». Вряд ли дома кто-то приготовит как повар с мишленовскими звездами. Но до кулинарных изысков Нюсе нет дела, больше всего ей нравятся сосиски и «Докторская» колбаса. Я знаю, чем ее порадовать, и когда возвращаюсь со съемок, заскакиваю в «Елисеевский». Увидев меня, она тут же бросается на шею. А до этого всем бабушкам во дворе расскажет: «Сейчас папа приедет!» А маму Нюся не ждет, и мне искренне жаль Юлю. Иногда дочка пытается назвать мамой бабушку. Я это пресекаю. Говорю: «Это Таня. Вот твоя мама» — и показываю Нюсе фотографию.

Суд

Когда начинался суд, сказал Юле: «Я хочу, чтобы у Нюси была мама. Она забыла тебя, давай сделаем так, чтобы дочь постепенно привыкала к мысли: у нее есть не только папа. Мы будем приезжать в Питер, а ты — в Москву. Давай вместе воспитывать ребенка». Но Юля захотела все и сразу. Она до сих пор, похоже, не поняла: бороться со мной бесполезно, испугать невозможно ни судами, ни тюрьмами. Она должна доказать мне, что я могу ей доверять. Что я могу спокойно оставить ее с дочкой наедине и не бояться за последствия! Но, увы, до этого еще далеко. Недавно Юля прислала для Нюси из Петербурга посылку. Когда я вскрыл ящик, не мог поверить глазам. Там лежал стиральный порошок. Три килограмма. Она издевается? Нет. Сделала это для галочки, чтобы потом сказать в суде: «Я прислала им посылку». И чеки наверняка сохранила в качестве доказательства: «Я забочусь о ребенке даже на расстоянии». Голову включи! Что твоей дочке больше нужно? Купи ей что-то, чтобы она порадовалась. Яблоки и то лучше. Пока я вижу только, что ребенок  необходим   Юле,  чтобы получать алименты, ведь она до сих пор нигде не работает. И еще — использовать меня в каких-то своих целях.

Недавно получил от Юли странную эсэмэску: «Не вздумай устранить меня физически. Я приняла меры»... Неужели она это всерьез? Как ей вообще такое могло прийти в голову? Или это еще один ход, чтобы оставаться в центре внимания «желтой» прессы? Не по справедливости, а по решению суда я должен отдать ребенка Юле. Но, как говорится, с волками жить — по-волчьи выть. Этому не бывать. По-человечески я прав! Потому что я не вру и не делаю людям зла. И еще есть Бог, который все видит и знает. Я, наверное, много грешил, но по большому счету все равно — человек хороший. И отец хороший. Поэтому моя Нюся со мной. По решению суда я должен отдать дочку Юле. Этому не бывать. По-человечески я прав! Я хороший отец, поэтому моя Нюся со мной.

Автор: Марина Вавринюк

Коммент. (0)

Полужирный Наклонный текст Подчеркнутый текст Зачеркнутый текст | Выравнивание по левому краю По центру Выравнивание по правому краю | Вставка смайликов Выбор цвета | Скрытый текст Вставка цитаты Преобразовать выбранный текст из транслитерации в кириллицу Вставка спойлера